Цитаты про девушек и брови

Чтоб меня не увидел никто, На прогулках я прячусь, как трус, Приподняв воротник у пальто И на брови надвинув картуз.

ВершинаСнег искрится на фоне вершин,Ветер треплет одежду и нервы.Назову сотни веских причин,Чтобы быть обязательно первым.На усталость натруженных ногЯ внимания не обращаю.Снова слабость свою превозмогИ отставших привычно прощаю.Позади мимолетный привал,Дую зло на замерзшие руки.Тем, кого Бог безумцем назвал, Не получится сдохнуть от скуки.Продолжать непредсказанный путьРассеченная бровь не мешает.Шрамов старых нелегкая суть Настоящих мужчин украшает.Красок дня завершается пир,Снова солнце заходит устало.Предо мной расстилается мир,Ну а мне, как всегда еще мало.Я над гор, океаном большим,Постою еще самую малость.Мною взята одна из вершин,Ну а сколько не взятых осталось…

 — У него умный вид, — сказала она, не отрывая глаз от Менестреля.— Не умный, а смышленый, — сказал Жоме.Она подняла брови.— Какая разница?— Для меня ум — это нечто всеобъемлющее, подразумевающее зрелость. 

— У него умный вид, — сказала она, не отрывая глаз от Менестреля. — Не умный, а смышленый, — сказал Жоме. Она подняла брови. — Какая разница? — Для меня ум – это нечто всеобъемлющее, подразумевающее зрелость.

 Она отравляет ритмами изнутри.Сутулится, супит брови, когда грустит.Но если ты вдруг полюбишь ее – умри.Она тебе точно этого не простит. 

«Что мог извлечь этот человек из работ Спенсера?» — подумал я. Достаточно хорошо помня учение этого философа, я знал, что альтруизм лежит в основе его идеала человеческого поведения. Очевидно, Волк Ларсен брал из его учения то, что отвечало его собственным потребностям и желаниям, отбрасывая все, что казалось ему лишним. _ Что же еще вы там почерпнули? — спросил я. Он сдвинул брови, видимо, подбирая слова для выражения своих мыслей, оставшихся до сих пор не высказанными. Я чувствовал себя приподнято. Теперь я старался проникнуть в его душу, подобно тому как он привык проникать в души других. Я исследовал девственную область. И странное — странное и пугающее — зрелище открылось моему взору. — Коротко говоря, — начал он, — Спенсер рассуждает так: прежде всего человек должен заботиться о собственном благе. Поступать так — нравственно и хорошо. Затем, он должен действовать на благо своих детей. И, в третьих, он должен заботиться о благе человечества. — Но наивысшим, самым разумным и правильным образом действий, — вставил я, — будет такой, когда человек заботится одновременно и о себе, и о своих детях, и обо всем человечестве. — Этого я не сказал бы, — отвечал он. — Не вижу в этом ни необходимости, ни здравого смысла. Я исключаю человечество и детей. Ради них я ничем не поступился бы. Это все слюнявые бредни — во всяком случае для того, кто не верит в загробную жизнь, — и вы сами должны это понимать. Верь я в бессмертие, альтруизм был бы для меня выгодным занятием. Я могу бы черт знает как возносить свою душу. Но, не видя впереди ничего вечного, кроме смерти, и имея в своем распоряжении лишь короткий срок, пока во мне шевелятся и бродят дрожжи, именуемые жизнью, я поступал бы безнравственно, принося какую бы то ни было жертву. Всякая жертва. которая лишила бы меня хоть мига брожения, была бы не только глупа, но и безнравственна по отношению к самому себе. Я не должен терять ничего, обязан как можно лучше использовать закваску. Буду ли я приносить жертвы или стану заботиться только о себе в тот отмеренный мне срок, пока я составляю частицу дрожжей и ползаю по земле, — от этого ожидающая меня вечная неподвижность не будет для меня ни легче, ни тяжелее. — В таком случае вы индивидуалист, материалист и, естественно, гедонист.

В США могут устроить крик по такому поводу, по какому в Германии никто и бровью бы не повёл. Забавно, американцы гораздо более открытые, немного наивные, как большие дети. Они всё воспринимают не так серьёзно, и, наверное, не такие утомительные, как немцы.

 Я считаю все эти штучки Шотландского клана, классными, сказал Джек.Еще бы ты так не считал, сказала Афродиты.Парни в юбках твоя заветная мечта.Килт, не юбка, сказал Старк. Или плед. А если говорить о действительно старинных, то их называли пиламор.Афродита подняла светлую бровь глядя на него. И ты знаешь это, потому что тебе нравится носить его?Он пожал плечами. Мне нет, но мой дедушка носил. 

Руки даны мне — протягивать каждому обе, Не удержать ни одной, губы — давать имена, Очи — не видеть, высокие брови над ними — Нежно дивиться любви и — нежней — нелюбви.

До свиданья, друг мой, до свиданья. Милый мой, ты у меня в груди. Предназначенное расставанье Обещает встречу впереди. До свиданья, друг мой, без руки, без слова, Не грусти и не печаль бровей, — В этом мире умирать не ново, но и жить, конечно, не новей.

 (Намекая на Брежнева)В одной чудной северной стране был правитель с такими же бровями. 

— Не переживай, Маргарян, красоту ничем не испортишь. — Это у тебя не испортишь. А у меня только немножко обаяния и брови.

 — Я нашла труп на огуречной грядке, — поведала я им. — Как это на тебя похоже, — заметила Офелия, продолжая приводить в порядок брови. 

— Я ужасно выгляжу, — вздохнул Нэдзуми. Он посмотрел в зеркало и недовольно нахмурил брови. — По мне, так ты вполне неплохо выглядишь. — Сион, не надо пытаться поднять мне настроение. Блин, взгляни на меня, моему прекрасному лицу конец. — А я и не знал, что ты такой нарцисс. — У меня просто есть четкое представление о себе. Что красиво, то красиво. Неприглядное неприглядно.

– Что ты с ним сделал, сволочь? Ты же дал мне слово, что не будешь его кусать! Вампир фыркнул: – И не кусал! – Тогда что он делает в твоей постели? Л эрт картинно изогнул бровь: – Ну я учил его вышивать крестиком. Всю ночь.

Я не видел тебя никогдаЯ не видел тебя никогда,Сон весенний тебя даровал!На стекле я рисую портрет.Для лица начерчу я овал.Как в мечтах я рисую тебя.Я рисую тебя как могу..Для себя на стекло набросал,Я бровей твоих тонких дугу.На стекле я глаза распахнуЧтоб на мир мой смотрели они,Если дождь постучится в окно,Чтоб мои были в нем не одни.Нарисую ресничек вуаль.Губ упрямых полоску черкну,Словно только что видел тебя-Прядь волос непокорных на лбу..Знаю, может все вовсе не так,Жизнь поправит, что я не могу.Твой портрет я закончил писатьИ его не видать некому…В тайне я твой портрет рисовал,Пусть секрет сохраняется мой!Если в дом проберется тоска-Подышу на стекло, ты со мной..Вновь и вновь я рисую тебяВоскрешая не сбывшийся сон,В поездах и на стеклах авто,На проемах замерзших окон.Возвращайся ко мне наявуИз туманов навеянных грез,По мостам из осколков мечтыЯ любовь к тебе в сердце пронес.Я пронес ее спрятав под плащОт чужих и завистливых глаз.И творцу предлагал сотни разЗа миг встречи пол жизни отдать!(Леди Кудряшке)

 — Я голая, как обычно.— Я заметил, Констанция.— А ты не изменился: смотришь на мои брови, а не на сиськи.— И ты не изменилась. И сиськи, похоже, тугие. 

— Что это у тебя в руке? — Это пинцет для коррекции бровей. — А зачем ты это делаешь? — Что? — Ну вот это с бровями… — Потому что если этого не делать время от времени, то я буду похожа на Леонида Ильича Брежнева времён XXVII съезда КПСС.

 Две новых феньки на руке, На шее — крестик, пирсинг в бровь. И мы с тобою налегке Идем опять искать любовь. Пельмени, чипсы, пиво, Кент, На сдачу спички, бабл-гам. В наш самый первый уикенд Мы все разделим пополам. 

Мы впервые встретились в день нашей свадьбы и не хотели даже смотреть друг на друга. Я любил другую, а твоя мать не хотела иметь со мной ничего общего. Она говорила, что у меня большие брови и низкий интеллект. Но однажды я сильно заболел скарлатиной. И она все время была рядом со мной. Она ухаживала за мной и я впервые оценил ее. Потом из этого выросло уважение. Из уважения — привязанность. А из привязанности — любовь. Такая глубокая любовь, на какую я и не мог надеяться.

Анка-партизанкаЛюбовались люди Анкой: Нет девчоночки былой, Стала Анка партизанкой, Комсомолкой удалой.Вот она — сидит на танке. Вражий танк. Ее трофей. Шлем, ружье на партизанке, А румянец — до бровей.«Ай да девка!» — «На приметку!» Разговор про Анку был. Анка вызвалась в разведку И пошла во вражий тыл.Не сплошать — одна забота. Шла сторожко, как лиса, Через топкие болота, Через темные леса.Край родной! Он весь ей ведом. Тонок слух. Глаза горят. Через день за Анкой следом Партизанский шел отряд.Подошел к фашистам с тыла, Захватил врагов врасплох.У фашистов кровь застыла, Был конец злодеев плох.«Анка, глянь, летит к танкетке! Бьет по танку!» — «Уй-ю-ю!» «Удала была в разведке, Удалей того — в бою!»Жестока была расплата Славной девушки-бойца За расстрелянного брата, За сожженного отца.За народ, за трудовую Разоренную семью, За страну свою родную, Белоруссию свою!

Он любит картины и карты…Он любит картины и карты,Сухую погоду и сон…Мне мысли его не понятны,Он сам мне почти не знаком…Он любит казаться серьезным,Умеет смеяться до слезИ брови он хмурит так грозноНа каждый мой глупый вопрос…Он может не спать до рассветаИ любит прикрытую лесть…Дает слишком редко ответы(В глазах можно много прочесть).Кривляться и умничать любит,Умеет он слушать и ждать…И слово коль дал – не забудет, Ему не возможно солгать…В нем что-то от царской натуры,Немного простой теплоты…Манеры его порой грубы,Он смотрит на мир с высоты…Беседы с ним очень приятны:Он знает почти обо всем…Мне мысли его не понятны, Он сам мне почти не знаком… декабрь 2009

 — Что ты с ним сделал, сволочь? Ты же дал мне слово, что не будешь его кусать!Вампир фыркнул:— И не кусал!— Тогда что он делает в твоей постели?Л’эрт картинно изогнул бровь:— Ну… я учил его вышивать крестиком. Всю ночь. 

— Почему вы — вообще все взрослые — почему вы как-то пугаете нас жизнью? Чуть что — жизнь покажет, жизнь проучит. Ведь если всю дорогу только худшего ожидать, то так и будешь ходить с насупленными бровями. А я вот уверен, что всё у нас будет хорошо! Всегда!

— Кошак, — простонала я. — Он меня убьет. — За то, что ты не ночевала дома? — насмешливо приподнял он бровь. — Именно за это, — совершенно серьезно кивнула я. — Суровый он у тебя, — проникся пониманием магистр. — Еще какой.