Макияж как у ирины гриневой

Инесса ТРАВНИКОВА («Красота & здоровье»): Ирина, вам чаще доводилось играть красивых или некрасивых героинь? Что вам больше по душе?
ИРИНА ГРИНЕВА: Мне все равно. Главное, чтобы это была глубокая роль и хороший материал.

«К&З»: А красивый человек для вас — какой?
И.Г.: Красивый человек – это человек красивый. Прежде всего интересная личность, персона, которую ты уже не забудешь никогда. Тебя привлекает свет изнутри, некая сила и обаяние личности. А внешность и стиль человека — отображение его внутренней жизни, культуры, характера. Мне нравится красота и голос Марии Каллас. Ульяна Лопаткина, когда я смотрю на нее, мне кажется, что она нарисованная. Мне нравится Марлен Дитрих, ее стальная красота, которую она сконструировала, как художник. Мне нравится аристократическая красота Роми Шнайдер. Моя мама была настоящая красавица. Из мужчин: Пастернак, Маяковский, Марлон Брандо, академик Лихачев и мой муж, конечно (муж Ирины Гриневой — известный фигурист Максим Шабалин. — Прим. ред.).

«К&З»: Психологи рекомендуют родителям чаще говорить своим детям, особенно девочкам, какие они красивые. Вы с этим согласны?
И.Г.: А зачем? Если девочка красивая, это и так все видят. Только взращивать эго, и вырастет потом эдакая Мата Хари… Красота всегда в привилегированном положении. На Руси, когда рождался красивый ребенок, его, наоборот, держали в черном теле, чтобы в итоге воспитать из него человека.

«К&З»: Помните себя подростком? Как проходил переходный возраст?
И.Г.: Даже не помню. Может, и был какой-то период уличной свободы, но совсем короткий. Я жила мечтой  поступить в театральный институт.

«К&З»: Людмила Гурченко как-то сказала, что для актрисы важна удача, внешность, а потом уже талант. Спорное утверждение?
И.Г.: Наверное, Людмила Марковна была права. Просто есть разные направления. Чтобы стать кинодивой, нужны красота и удача, еще сильный характер и воля. Например, Мэрилин Монро, Клаудия Кардинале, Брижит Бардо, Джейн Биркин, Анджелина Джоли, Моника Беллуччи — красота этих женщин завораживает, они задают стиль, нам интересно узнать про их личную жизнь, но я никогда не плакала от их игры.
Чтобы запечатлеть себя во времени как драматическая актриса, талант — это первое. Например, Анна Маньяни, Фаина Раневская, не скажу, что они красотки, да и удача им не сопутствовала. Анна Маньяни стала сниматься в 42 года. У Раневской в кино нет ни одной большой драматической роли, мы полюбили ее в эпизодических ролях и не забудем  никогда. Есть спектакль «А завтра тишина», каждый раз, когда я его смотрю, я рыдаю. Это талант, это от неба. То, что невозможно объяснить и не нужно тиражировать.

«К&З»: Поступая в театральный институт, вы делали ставку на собственную привлекательность?
И.Г.: А у меня не было никакой внеш­нос­ти. Приехав из Казани в Москву в 16 лет, я была похожа на Пеппи Длинныйчулок — очень худая, одни коленки и нос, и два тоненьких хвостика на голове.

«К&З»: Бывает так, что вас замечают и приглашают сниматься, отметив сначала вашу внеш­нос­ть?
И.Г.: Из-за внеш­нос­ти чаще всего не приглашают. Ассистенты по актерам меня определили в раздел «небытовая героиня», а материла для такого амплуа не так уж много.

«К&З»: Вам знакомо ощущение заниженной самооценки? Если да, то расскажите, как вы работали в направлении «любовь к себе».
И.Г.: По направлению любви к себе заниженная самооценка — это путь вперед, а завышенная — назад. Мне вообще эта американская философия не близка: «Будь уверенной в себе —  достигнешь многого». Абсолютно уверенный и довольный собой человек — это человек недалекий. Любой художник сомневается в себе, и это дает ему движение вперед. Любовь к себе — тоже понятие неоднозначное. Да и за что, собственно, любить себя? За какие такие подвиги? Любить себя — это нагрузить себя работой над самим собой. Мы не приходим в этот мир совершенными, у нас есть только возможность.

«К&З»: Быть красивой — это тоже работа над собой. Что вы для этого делаете?
И.Г.: По большому счету ничего. Иногда хожу в салоны красоты по советам подруг. Мне вообще кажется, это миф, что можно всех обмануть и быть вечно молодой.
И еще хороший бизнес. Моя бабуля только мазала лицо, почему-то вазелином, и делала маски из майонеза — выглядела шикарно. Как живет человек, так и выглядит.

«К&З»: Все же вы готовитесь к выходу на красную дорожку — приводите в порядок лицо, делаете прическу, выбираете наряд, то есть стремитесь выглядеть более привлекательно?
И.Г.: Разумеется. Если есть время, накануне провожу весь день в салоне красоты, если нет — крашусь в машине за десять минут. Главное в этом деле — выбрать красивое платье и бриллианты.

«К&З»: Косметическими средствами пользуетесь?
И.Г.: Конечно. Пользуюсь кремами Valmont или Sisley. Делаю «волшебные» маски для лица, которые мне присылает косметолог из Киева Диана Михайлова. Шампунем для волос и маской «Керастас».

«К&З»: По какому принципу строите свое питание? ­Приходилось ли вам сидеть на диетах?
И.Г.: Худею, если чувствую, что набрала вес. У меня есть спектакли, где я танцую, например, «Пляски» и «Орнитология» режиссера Владимира Агеева, нужно быть в форме. Я перестаю есть, сижу на кефире дня два-три. Физических нагрузок мне хватает в работе.

«К&З»: Сегодня во время нашей фотосессии вы сели в седло. До этого вам приходилось ездить верхом на лошади?
И.Г.: Да, во время съемок в фильме Наны Джорджадзе «Только ты» и у Сабита Курманбекова в картине «Секер». Но серьезно освоить верховую езду и ближе познакомиться с лошадью мне не довелось.

«К&З»: Какое еще необычное занятие вам пришлось освоить благодаря актерской профессии?
И.Г.: Танцевать на пуантах, водить машину, не имея водительских прав, играть на гитаре, играть на пианино, говорить на французском языке, не зная французского, петь.

«К&З»: В числе ваших творческих увлечений есть живопись. Как вы стали рисовать?
И.Г.: Живописью я не занималась, рисовать стала как-то вдруг… Когда образовалась пустота: у меня не было работы, денег, друзей — они все куда-то испарились. Лето, полупустая Москва, жара… Я читала японскую поэзию Басё в съемной квартире в Беляево, серые обои давили на меня, и я изрисовала все стены в японском стиле. Разноцветные птицы, девушки, юноши в кимоно, закат, небо — получилось красиво. Даже хозяйка потом не ругалась. Позже я купила пастель, тушь, мольберт и стала рисовать. Теперь я рисую оформление к своим сказкам.

«К&З»: Сейчас очень модно иметь свой блог в Интернете, а вы ведете традиционный дневник. Почему не делитесь мыслями с миром? По-моему, вам есть что ему сказать…
И.Г.: Мой дневник не похож на еженедельник. Я записываю туда свои мысли или мысли, заимствованные мной из прочитанных книг. Много заметок связано с профессией. Иногда это сюжеты для моих сказок. Я пытаюсь отобразить течение времени, события… упорядочить свою жизнь. Если выкладывать свои мысли в Интернете, значит, еще больше войти в суету, и это уже не дневник. Дневник — это что-то личное, таинственное.

«К&З»: Многие актеры фиксируют свои наблюдения за людьми, чтобы использовать это в работе над ролью. Вы тоже так делаете?
И.Г.: Нет. Мне непонятно это было еще в институте: было задание выйти на улицу, найти интересного человека и показать его. В разделе «наблюдения» обычно все показывали каких-то болящих людей. Деклан Доннеллан, приверженец школы Станиславского, в работе над Борисом Годуновым тоже предлагал выйти на улицу и найти там своего персонажа. Так можно было искать до пенсии. Мне всегда было легче придумать, сочинить. В жизни встретить интересного человека, который произвел бы сильное художественное впечатление, — большая редкость. Если мне нужны были какие-то мистические чудики, я смотрела альбомы Босха, Мунка.

«К&З»: Какую музыку вы слушаете, что читаете?
И.Г.: Очень разнообразную, например… Еstamps Клода Дебюсси в исполнении Вальтeра Гизекинга, «Тристан и Изольда» Вагнера, «Пер Гюнт» Грига, Баха люблю. Мне нравится из современных композиторов епископ Иларион Алфеев «Страсти по Матфею», Филипп Глас. Нравится британская группа Radiohead, Ник Кейв, сейчас слушаю Марлен Дитрих для работы. Последняя прочитанная книга — «Несвятые святые». Недавно на отдых взяла с собой стихи Михаила Кузьмина, «Фауста» Гете — посмотрела фильм Александра Сокурова, захотелось перечитать.

«К&З»: Назовите переломные роли, которые можно считать вашим про­фес­сиональным прорывом?
И.Г.: Наверное, почти каждая роль в театре для меня была прорывом. Большинство моих работ — это роли мирового репертуара, что само по себе очень ответственно.
Плюс на тебя ложится груз памяти увиденных тобою множества вариантов, сыгранных другими талантливыми актрисами. Мне сложно давалась роль Офелии, особенно сцена сумасшествия. Хотелось открыть образ особым ключом, внести свою ноту. Для меня самурайский поступок — играть сцену смерти Нины в «Маскараде»,
я играла с Сергеем Шакуровым, это была одна из первых моих больших ролей. И режиссер Виктор Шамиров дал мне эту сцену на откуп. Он сказал: «Я срежиссировал весь спектакль, но эта сцена твоя, будет перестановка, на тебе будет красивое платье, будет звучать небесная музыка, а ты «умирай», как хочешь».
На премьере я думала, что действительно умираю. Роль Маши в «Трех сестрах» тоже была для меня прорывом. Я видела так много Маш и не могла найти свою. Деклан сказал: «Я не собираюсь никого удивлять режиссурой. Да, ты в черном платье, с книгой в руке, читаешь, как все Маши на всех сценах мира, «У Лукоморья дуб зеленый…» Я хочу, чтобы ты прожила эту историю — и все». Вот уже скоро премьера и все вроде бы мной довольны, но я не чувствую какой-то силы, прорыва. Премьера была в Париже. За день до вылета на меня напали в подъезде моего дома, отняли сумку, сломали нос. Утром лететь в Париж. Замена невозможна. У меня раздутая губа, синяк, даже нет времени оценить случившееся. Я лечу. Премьера. Париж. Полный зал, в первых рядах моя любимая актриса Жюльет Бинош, а у меня синяк не загримировывается, раздутая губа, и я играю Машу. Чувствую себя глубоко несчастной, но ничего не боюсь… Вдруг во мне какая-то сила появилась, я не волновалась как все перед премьерой… Выхожу на сцену, и все вдруг пошло, во мне именно этой силы не хватало. Маша натура отчаянная, с вызовом. На премьере состоялась сцена — прощание с Вершининым. Она получилась пронзительной, трагичной. Так сложилась роль. Еще роль Саломеи, я до сих пор в нее прорываюсь. Роль Танечки в «Орнитологии» далась мне легко, но она любимая, и я считаю ее  прорывом. Ну конечно, поворотной для меня была роль Марины Мнишек в «Борисе Годунове». Меня узнала Москва, обо мне заговорили, стали писать, приглашать в кино.

«К&З»: Это все театральные роли. Почему вы не говорите о кино?
И.Г.: В кино у меня не было ролей такого масштаба, как в театре.

«К&З»: Но у вас сложные роли в фильмах «Год золотой ­рыбки», «Простая история», «Только ты».
И.Г.: Да, я люблю именно эти роли и режиссеров, с которыми работала в этих картинах. Но как вам сказать, все же это развлекательное кино, все же это полегче.

«К&З»: Поделитесь вашей историей знакомства с мужем?
И.Г.: До того как мы познакомились, ни Максим, ни я не знали друг о друге ничего  — я о том, что он выдающийся фигурист, а он, что я актриса. Нас представил друг другу на одной кинопремьере мой друг Эвклид Кюрдзидис. Я несколько раз переспросила, как зовут моего нового знакомого: «Максим, да? Надо запомнить. Так зовут моего брата». А потом убежала. Мы долго не пересекались, а когда опять встретились в общей компании, я по новой стала с ним знакомиться. Максим говорит, что такое невнимание он встретил впервые в жизни. Но вот в один прекрасный день на ужине, где собрались наши друзья, меня посадили рядом с ним. Я вдруг увидела его по-настоящему и очень заволновалась. Подумала: «Ну вот, приплыли». Знаете, как бывает: секунда — и ты уже влюблена.

«К&З»: Стаж вашей семейной жизни с Максимом небольшой — два года, и вы, должно быть, помните свое свадебное путешествие. Каким оно было?
И.Г.: Мы отправились на юг Франции, есть такое местечко Бульо, рядом с Монако. Я всегда мечтала ехать в машине с открытым верхом, где-то на Лазурном Берегу, с любимым, чтобы обязательно в соломенной шляпе с большими полями, чтобы ветер в лицо, помните, как в фильме «Раба любви».

«К&З»: Удалось воплотить мечту?
И.Г.: Да. Я даже шляпу специально купила. Я думаю,что мечты нужно обязательно воплощать, чтобы они не лежали печальным грузом на сердце.

«К&З»: Какие женские эмоции для вас важны в браке? Страстная любовь, забота и внимание мужа, финансовый аспект?
И.Г.: Чувствовать себя любимой. Это влечет за собой все аспекты.

«К&З»: Какой взаимообмен происходит между вами, людьми творчества и спорта, таких разных профессий, по части привычек, черт характера, мировоззрения?
И.Г.: Наши профессии творческие и очень похожи, мы оба выходим перед зрителем — Максим на лед, я на сцену. Для этого нужен труд и особая храбрость. Ну может быть, благодаря Максиму я стала более собранна, пунктуальна, практически перестала опаздывать. Он как спортсмен умеет организовать время. Совсем немецкая точность, жизнь по плану меня пугает. Мне кажется, в жизни должна быть импровизация. Очень конкретные люди меня даже страшат. Мне неинтересно с ними, а им со мной, я люблю маленькую долю разгильдяйства, а она в муже присутствует.

«К&З»: Вы считаете, лучше жить чувствами или ­логикой?
И.Г.: Я до сих пор не знаю, что первично — чувство или логика. И хорошо ли доверять своим чувствам… Иногда я руководствуюсь внутренним голосом, ощущением…
Помню, приехала в Москву показываться Олегу Табакову, иду по улице и понимаю, что я к нему не пойду. Разворачиваюсь, еду на вокзал и уезжаю домой. Объяснить это невозможно. И тем не менее я задаю себе вопрос, что было бы, если бы я тогда поступила иначе. Или прихожу в Театр на Малой Бронной на предмет трудоустройства, вхожу, а там пахнет супом — и все, не мое, стены не те, все не то, разворачиваюсь и ухожу. А когда я впервые вошла в театр Васильева, тогда он был на Поварской, нужно сперва было набрать верный код, потом спускаешься вниз по лестнице, снимаешь обувь, будто входишь в храм. Деревянный пол, белоснежные стены, хрустальные люстры, где-то вдалеке слышу арию Дон Жуана, мимо меня проходят юноши в белом кимоно, спешащие на урок по ушу, и все как-то таинственно, и я понимаю, что отсюда мне уходить не хочется…

«К&З»: Это, наверное, как в своем доме, уютно и гармонично… Правда, что вы любите антикварные вещи?
И.Г.: Я люблю красивые вещи, с историей. У меня есть фарфоровая ваза начала XIX века. Серебряный поднос со стеклом, куда вставлено изысканное кружево, и зеркало XVIII века — я купила эти вещи в Стратфорде, в антикварном магазине. Часто что-то приобреталось для ролей. Перчатки, броши, вуали. В сериале «Мур» я играла в платье моей бабушки, она носила его после вой­ны. В спектакле Деклана Доннеллана «Три сестры» (я играю Машу) на мне настоящая камея того времени и украшения, купленные в антикварном магазине в Москве. Это дает особое настроение…
Мне выпало счастье играть с такой великолепной актрисой, как Ольга Михайловна Яковлева. В спектакле «Гамлет» Дмитрия Крымова она играла Гертруду, а я Офелию. Однажды был такой случай: спектакль не мог начаться, потому что Ольга Михайловна не могла выйти на сцену — ей дали рваные чулки. Костюмеры судорожно искали новую пару и говорили: «У вас же длинная юбка, ботильоны, никто же ничего не увидит». Она отвечала, почти плача: «Я не могу играть Гертруду в рваных чулках, просто не могу — и все». И я ее очень понимаю, это не каприз, просто это невозможно.

«К&З»: Опишите свое состояние и мироощущение на сегодняшний день?
И.Г.: Раньше были бури, темная вода, постоянно лил дождь, маленький кораблик плыл, продуваемый всеми ветрами… И вдруг буря затихла, выглянуло солнышко и показался берег. Кораблик причалил к долгожданному берегу, а там поют птицы, море спокойное, голубое и красивый белоснежный город.

«К&З»: Ирина, вы правда настоящая сказочница. Часто свою склонность к фантазиям переносите в реальную жизнь?
И.Г.: Да. Мы живем так, как себе намечтали. О чем думаем, так и есть. Во что верим, то и будет. Как молимся, таки живем.