Придет ипполит а я без бровей
Цитаты из любимого фильма
Ирония судьбы, или С лёгким паром!
Ирония судьбы, или С лёгким паром!
— Давай с тобой взвесимся на брудершафт. Сколько мы с тобой в сумме потянем?
Ирония судьбы, или С лёгким паром!
— Ну это вообще неслыханно, ребята: доктор отказывается пить за здоровье!
— А куда вы подевали мою люстру?
— Отвезла в комиссионку!
— Зачем?!
Ирония судьбы, или С лёгким паром!
— Да и бельишко у Вас, как я успел заметить, не по сезону. Схватите воспаление лёгких и ага.
— Что «ага»?
— Летальный исход.
— А у вас ботиночки на тонкой подошве, так что мы умрём рядом.
Ирония судьбы, или С лёгким паром!
— Пить надо меньше, надо меньше пить, надо меньше пить, пить надо меньше, пить меньше надо…
Ирония судьбы, или С лёгким паром!
— И в худшем случае я встречу Новый год в этом кресле.
— А в лучшем?
— Тоже в кресле, только в воздухе. Вы встречали Новый год в воздухе?
— Я не проходимец. Неужели вы этого не видите, я несчастный человек.
— Как будто несчастный человек не может быть проходимцем!
— Нет Ипполита, был — и сплыл! Где он? Ипполи-ит! Где? Нет? А если он ещё раз сюда явится, я спущу его с лестницы! Вверх тормашками!
— Какая гадость, какая гадость эта ваша заливная рыба…
Ирония судьбы, или С лёгким паром!
— Как скучно мы живём! В нас пропал дух авантюризма, мы перестали лазить в окна к любимым женщинам, мы перестали делать большие хорошие глупости.
Ирония судьбы, или С лёгким паром!
— Как я мог ошибиться, я же никогда не пьянею.
Ирония судьбы, или С лёгким паром!
— Ну чё ты молчишь скажи что-нибудь, ты же у нас самый сообразительный. — Ну что я могу сказать,я могу сказать только одно, один из них Женя.
— Не-не-не-не. Куда вы меня несёте?
— Навстречу твоему счастью.
— Мы не будем полагаться на случай. Мы пойдём простым логическим ходом.
— Пойдём вместе.
— Нет, я не забулдыга, я доктор.
— Нашлись добрые люди, нашлись… Приютили, подогрели, обобрали. М-м-м подобрали, обогрели…
— Ну хорошо, предположим, вы не помните, как попали в самолёт. Но как вы вышли оттуда, вы должны были помнить?!
— Да! Да-а! П-помнить д-должен… но я не помню…
Ирония судьбы, или С лёгким паром!
— Ну что вы меня все время роняете-то? Зачем? Я вот тут плечо ударил.
— Руку сломаешь!
— Ничего, сам сломаю, сам и починю.
— Ага! Он уже бреется моей бритвой!
Ирония судьбы, или С лёгким паром!
— Ну, поёте вы действительно прекрасно, а вот готовить вы не умеете. Вот это не рыба, не заливная рыба, это стрихнин какой-то!
— Вы же меня хвалили!
— Я врал! Я вру…
— Понимаете, каждый год 31 декабря мы с друзьями ходим в баню. Ну это давно повелось…
— Вот представьте. Я просыпаюсь в своей квартире, и тут меня поливает из чайника какая-то женщина!
— Потрите мне спинку, пожалуйста!
— Оой, тёпленькая пошла!
Ирония судьбы, или С лёгким паром!
— Не-е-т! Это не дом, это проходной двор какой-то!
— Утро-о-о…
— Я ухожу!
— Скатертью дорога! Туманное-е-е… Скатертью-у-у-у дорога, до… дорога-а-а…
— Я приду, но с милиционером!
— Ааа, приводи всё отделение! Приводи-и-и всё-о-о отделение-е-е пи… пи… — ионе-е-еров… Милиционе-е-еров…
— Как твоя фамилия?
— Шевелёва.
— Мы Шевелёвы, товарищи!
— Смотри, Надежда, чтобы к моему приходу не завёлся здесь кто-нибудь третий.
— Не волнуйтесь, этого уж я не допущу.
Ирония судьбы, или С лёгким паром!
— Я вам не доверяю! У меня там ценный веник!
— У тебя поразительная память.
— Сейчас не об этом.
— Что вы делали в самолёте?
— В самолёте я летел… Спя…
— Что это мокрое? Обалдели? С ума посходили все, что ли… Это же я вам… не клумба…
— Вот это не рыба, не заливна́я рыба, это… хре́ну к ней не хватает.
— Это вы Ипполита окатили? Он сейчас шёл весь мокрый!
— Это он мокрый от слёз…
— Пойди, подними Ипполита!
— И не подумаю!
— Я тебе повторяю!
— Не надо мне повторять, я этого не сделаю!
— Ребя-ата, а это я ломаю дверь!
Ирония судьбы, или С лёгким паром!
— А от меня́ ты тоже убежишь?
— Нет. От тебя не убежишь.
— Не надо меня больше толкать! Толкачи какие-то…
— Мама-а!
— Мама ушла!
— Чья мама ушла?
— По счастью, у нас с вами разные мамы…
— Да?.. Пардон… И они, мамы, обе ушли?
— Вы знаете, Наденька, а я представитель самой консервативной профессии.
— Да? Мы можем с вами посоревноваться.
— Нет, я серьёзно. У нас иметь собственное мнение особенно трудно. А вдруг оно ошибочное? Ошибки врачей дорого обходятся людям.
— Да… Ошибки учителей менее заметны, но в конечном счёте они обходятся людям не менее дорого.
Ирония судьбы, или С лёгким паром!
— Вы думаете, вы в Москве.?
— А Вы думаете, я где, а?
— Женя, а вот как ты считаешь: когда люди поют?
— Поют? Когда-когда… на демонстрациях.
— Так, ещё!
— Ну, я не знаю… в опере поют. Когда выпьют — поют.
— Балда!
— Почему?
— Знаешь, когда люди поют?
— Когда нет ни слуха, ни голоса?
— Когда они — счастливы!
— Где я?
— Там же, где и я.
— А Вы́ где?
— В аэропорту.
«Он был типичный Безенчук. Погребальная контора «Милости просим».
***
«…Против нашего товара ни одна фирма выстоять не может: Глазет ставим – раз, кистями кантуемся – два. У нас первый сорт. Прима! «Нимфа», туды её в качель, разве товар даёт?…»
***
И ходил так же — бочком. И говорил путано и скоропостижно. Я когда увидала, первый раз, обхохоталась. Правда, не сразу. Уже в машине. Не удобно было в лицо человеку ржать.
Потом привыкла. Лишь иногда проскакивало смешком и маханием ладонью: «Пустое. Внимания не обращай». Думала: «Такой славный типаж. Когда же в жизни выстрелит?» И выстрелил. Да так — ушам своим не поверила: «За что?» Фраппировало меня это. Несусветно. Впрочем, давно ждала. Очень уж взгляд наглеть начал. У «Безенчука». Вместо маленького шебутного человечка прорисовался гоголь. Грудь вперёд. Интонации пошли свысока, нахрапом. И как-будто, всё время сказать что-то хочет. Непозволительное. Вроде, и борется с соблазном, но не сильно. И очень жаждет, чтобы я повод ему дала. Не сдержаться!
***
«…У входа в свое потасканное заведение стоял, прислонясь к дверному косяку и скрестив руки, гробовых дел мастер Безенчук. От систематических крахов своих коммерческих начинаний и от долговременного употребления внутрь горячительных напитков глаза мастера были ярко-желтыми, как у кота, и горели неугасимым огнем.
— Почет дорогому гостю! — прокричал он скороговоркой, завидев Ипполита Матвеевича. — С добрым утром.
Ипполит Матвеевич вежливо приподнял запятнанную касторовую шляпу.
— Как здоровье вашей тещеньки, разрешите, такое нахальство, узнать?
— Мр-р, мр-р, — неопределенно ответил Ипполит Матвеевич и, пожав прямыми плечами, проследовал дальше.
— Ну, дай ей бог здоровьичка, — с горечью сказал Безенчук, — одних убытков сколько несем, туды его в качель.
И снова, скрестив руки на груди, прислонился к двери…»
***
Дела нашего «гробовых дел мастера» тоже шли не жирно. А зависть — меленькая такая, бабья — шевелилась в нём всегда. И, учитывая, что жизнь предоставила ему куш. В виде ненужных «знаний». Зависть сподвигла «кушем» грамотно распорядиться.
В тот день, всё намечалось быть лёгким и весёлым. Мероприятие, как никак! Он заскочил ненадолго, проходняком. И разговор зацепил пустой, зряшний. И всё же. Он не упустил шанса. И вывалял меня. А потом, выщерив злой глаз, рассматривал. Подробности.
Бог с ним! Живёт где-то, дела свои справляет. Ждёт спокойной старости. Как будто так может случиться!
***
«…Хотя дикая рожа мастера Безенчука и сияла в наступивших сумерках, но сказать он ничего не смог.
— Ну? — сказал Ипполит Матвеевич более строго.
— «Нимфа», туды ее в качель, разве товар дает? — смутно молвил гробовой мастер. — Разве ж она может покупателя удовлетворить? Гроб — он одного лесу сколько требует…
— Чего? — спросил Ипполит Матвеевич.
— Да вот «Нимфа»!.. Их три семейства с одной торговлишки живут. Уже у них и материал не тот, и отделка похуже, и кисть жидкая, туды ее в качель. А я — фирма старая. Основан в 1907 году. У меня гроб, как огурчик, отборный, на любителя…
— Ты что же это, с ума сошел? — кротко спросил Ипполит Матвеевич и двинулся к выходу. — Обалдеешь ты среди своих гробов.
Безенчук предупредительно распахнул дверь, пропустил Ипполита Матвеевича вперед, а сам увязался за ним, дрожа как бы от нетерпения.
— Еще когда «Милости просим» были, тогда верно. Против ихнего глазету ни одна фирма, даже в самой Твери, выстоять не могла, туды ее в качель. А теперь, прямо скажу, — лучше моего товару нет. И не ищите даже…»
(“Двенадцать стульев”. И. Ильф, У. Петров.)
***
Недавно видела его, издалека. Поседел, как лунь. Шагом потяжелел. Лицом обвис. Брови смурные к переносице гонит, сердится. На жизнь свою, не прокую. А я вспоминаю любопытствующий взгляд: «Ну как тебе там? Очень больно? Или добавить?..»
мамин!
– Я вам паспорт покажу.
– Пьяница!
Хулиганка! Где мой пиджак?
– Откуда я знаю?!
– А кто знает?!
Серый в елочку…
Из Мосторга.
Вот он мой пиджачок висит.
Сейчас я вам покажу, где я
проживаю, а то врывается…
Вот есть…
Москва, 3-я улица Строителей,
дом 25, квартира 12.
Вот читайте, это документ,
между прочим.
И все, пожалуйста, чешите
отсюда.
Давайте, хватит дурака валять.
– Что такое?
– Москва!
Да, Москва.
– Да?
– Что “да”?
Вы думаете, что вы в Москве?
А вы думаете, я где?
Да, да..
А что такое? В Москве, деточка,
в столице.
Подождите…
Почему вы туда лезете?
Что вы все время шарите
по моей мебели?
– Пожалуйста.
– Что вы тут достали?
Ну, и что это?
Ленинград, 3-я улица Строителей,
дом 25, квартира 12.
Что “угу”?
Вы намекаете, что я
в Ленинграде?
– Вот!
– Чего “вот”?
В Ленинграде.
Как я тут оказался?
Бедный.
– Мы пошли в баню.
– С легким паром!
– А теперь уходите!
– Куда же я пойду?
Не надо руками махать!
Вы мне объясните, я что сейчас
в Ленинграде?
Это сейчас…
Это город на Неве?
Подождите… Я все прекрасно
помню.
Мы поехали на аэродром
провожать Павлика.
Перед этим мы мылись.
Это что же, я улетел вместо
Павлика?
– Не надо пить.
– Я вообще не пью.
Это произошло случайно.
Значит, я сейчас в Ленинграде?
Какой кошмар!
Значит, Галечка сейчас
в Москве,
а я на полу в Ленинграде.
О Господи, хоть бы я улетел
в какой-нибудь другой город.
Не надо… Что там происходит?
Не открывайте, прошу вас!
– Сразу не открыть, это хуже.
– Вообще не открывайте!
К вашему сведению, это пришел
он!
Кто “он”? Я оденусь.
Не открывайте! Я без штанов.
– Здравствуй.
– Здравствуй.
С наступающим, Наденька.
Ну, давай.
– Как ты доехал?
– И не спрашивай!
Сейчас скользко, гололед.
Будь осторожен, ты у меня
такой лихач.
Спасибо, Надюша.
Если бы ты знала, милая,
как я по тебе соскучился.
Я тоже очень тебя ждала.
Спасибо, любимая.
Я приготовил тебе мой
новогодний подарок.
Спасибо. Я тоже приготовила
тебе подарок.
Но он в комнате.
Ипполит, я должна тебе
кое-что сообщить.
В это невозможно поверить.
Ты умрешь со смеху!
Я прихожу домой, а на моей
тахте
спит посторонний мужчина.
Знаешь, я не могла его
разбудить.
Я поливала его из чайника.
– Так…
– Я тебя умоляю!
С наступающим!
Ведите себя прилично!
Я прошу тебя!
Отличный подарок. Спасибо.
Я вам все объясню.
Она тут ни при чем.
Это я виноват.
Мне бы хотелось узнать
одну маленькую деталь.
Узнавайте.
– Кто это?
– Я его не знаю.
Это незнакомый мужчина.
Мужчина…
Как он сюда попал?
Это невероятное совпадение.
Он тоже живет
на 3-й улице Строителей, 25,
квартира 12, только в Москве.
В Москве!
– А это что?
– А это мои штаны.
Осторожней, помнете!
Он с приятелями пошел в баню.
Там они выпили.
– Ты посмотри на него.
– Я еще успею.
И его по ошибке запихнули
в самолет.
Где, в бане?
Нет, в бане нет самолетов.
А вас не спрашивают!
Скажи ему, мы там мылись
с Павликом.
Да замолчите вы!
Они из бани поехали в аэропорт.
Провожать Павлика.
– Провожать Павлика.
– Здесь еще и Павлик!
Нет тут Павлика. Я вместо него.
Вместо Павлика
пришел вот этот тип?
Никто не должен был придти.
Никто не должен был придти.
– Он попал в самолет по ошибке.
– Его в багаж сдали?
Какой багаж? Хотя может быть,
я не помню.
Я сейчас все объясню,
только мне надо одеться.
Подержите, друзья.
Я сейчас оденусь и все вам
объясню.
– Какой же он несимпатичный!
– Просто отвратительный!
Нет, это спорный вопрос.
Я вам не делал ничего плохого.
– Как он оказался в твоей постели?
– Случайно.
Извините, девушка.
Как вас зовут?
Он у тебя в постели, но даже
не знает, как тебя зовут.
Не надо толкаться!
Ипполит, подожди!
На меня что-то упало!
Если бы он знал, как меня
зовут, ты бы остался?
– Прекрати!
– Ну, что ты!
Я тоже не знаю, как его зовут.
Я его первый раз вижу!
Вот теперь я тебе верю.
Современные нравы!
Почему вы меня все время
роняете?
Я вот тут плечо ударил.
Я сейчас уйду навсегда.
——————————
Читайте также:
– текст Ужас Амитивилля
– текст Марадона
– текст Орган моего сердца
– текст Спаси и сохрани
– текст Вампир, который восхищается мной
Старый раб
(после минуты молчания)
Нет, с юных мы примера брать не будем,
Коль мыслят так. (Низко кланяясь Афродите, причем палку он кладет на землю, потом воздевает к
богине руки.)
С молитвою к тебе я обращаюсь,
Владычица Киприда. Снизойди
Ты к юности с ее кичливым сердцем
И дерзкие слова ее забудь:
120 Нас не на то ль вы, боги, и мудрее?
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ ПЕСНЬ ХОРА
На орхестру правым проходом одна за другой спускаются пятнадцать трезенских женщин, приблизительно в возрасте Федры. Хор разделяется на два полухория.
Первое полухорие
Строфа I Холодна, и чиста, и светла
От волны океана скала,
Там поток, убегая с вершины,
И купает и поит кувшины.
Там сверкавшие покровы
Раным-рано дева мыла,
На хребет скалы суровой,
Что лучами опалило
Колесницы дня багровой,
Расстилая, их сушила:
О царице вестью новой
130 Нас она остановила.
Второе полухорие
Антистрофа I Ложу скорби судьбой отдана,
Больше солнца не видит она,
И ланиты с косой золотою
За кисейною прячет фатою.
Третий день уж наступает,
Но губам еще царица
Не дала и раствориться,
От Деметры дивной брашна,
Все неведомой томится
Мукой, бедная, и страшный
140 Все Аид ей, верно, снится.
Первое полухорие
Строфа II Бредом, царица,
Пана бредом объята,
Или Гекаты, иль горной
Реи, иль стаи грозной
Бредом полна корибантов ты…
Может быть, ты Диктинну,
Лова нечестьем царицу,
О госпожа, оскорбила,
Брашна святого не дав ей?
Дивною земли полны,
И над пучиною моря
150 Носится тень Диктинны.
Второе полухорие
Антистрофа II Или супруга,
Или с ложа, царица,
Тайная князя вельможных
Связь увлекла, скажи нам?
Крита ль брега родимого,
Смело ладью вверяя
Кинул моряк пучине,
Гавани радуясь в мыслях?
Может быть, вести царице
Путник привез такие,
Что ей печаль и мука
160 Души сковали с ложем…
Хор
Эпод Жребий несчастный жен,
Разве он тайна мне?
Немощи робкие, сколько таится в них
Мрака душевного,
Сколько безумия
Носят, как мать дитя… Этот порыв
Прихоти немощной в сердце и мне проник.
(С молитвенным обращением к статуе Артемиды и воздеванием рук.)
Но к Артемиде, деве небесной,
Стрелы носящей, я,
В родах хранящей, я
Громко взывала.
И Артемида мне между бессмертными
Всех и теперь милей.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Жаркий полдень. Из дворца на низком ложе выносят полулежащую Федру. Она высокая, бледная, губы сухие, с полуспущенным покрывалом на голове. С ней старые кормилицы и служанки, из них некоторые несут царицу, другие покрывала, благовония, опахало. Шествие показывается после первых слов корифея. Старая кормилица и служанки хлопочут около Федры и укладывают ее на
постели, несколько раз передвигая ложе.
Корифей
170 Вот старая няня…
За ней из дворца несут сюда ложе царицы.
Какая бледная! Как извелась,
Как тень бровей ее растет, темнея!
О, что с ней?.. Любовью тревожной полна я.
Знаки участия и любопытства в хоре.
Кормилица
(заметно утомленная возней и тревогой)
(К хору.)
О, слабость людская, о, злые недуги!
Что делать буду я? Чего мне не делать, скажите?
(К Федре.)
И светлое солнце, и чистое небо,
180 Дитя, над твоею недужной постелью…
Ты воли просила.
“На воздух несите”, – рабыням твердила.
Минута – и спальня нам будет милее.
Желанья что волны. Что тень твоя радость.
Что есть – надоело, не мило, а если
Чего мы не видим, душа загорелась:
Скорее, скорее.
(К хору.)
Не лучше ль уж, право,
Больною лежать, чем ходить за больной?
Там тело страдает, а тут и душа
Твоя изболеет, и руки устанут…
Пауза.
Да, жизнь человека – лишь мука сплошная,
190 Где цепи мы носим трудов и болезней.
(Задумчиво.)
Но быть же не может, чтоб нечто милее,
Чем путь этот скучный, за облаком темным
Для нас не таилось.
И если мерцанья
Мятежного ищем душой на земле мы,
Так только затем, что иной не причастны
Мы жизни и глаз человека не властен
Подземные тени рассеять лучами,
Что лживые сказки душою играют.
Федра
(к служанкам, которые ей помогают)
Подняться хочу я… Поднять с изголовья
Мне голову дайте… Нет силы… Все тело
200 Мое разломило… За белые руки
Возьмите меня вы, за слабые руки.
Долой покрывало! (Срывает покрывало и дает рассыпаться темно-золотистым своим и набегающим на
щеки волосам.)
Мне тяжко, рабыни…
Пусть волосы льются и плечи оденут…
Кормилица
(склоняясь к ней)
Немного терпенья, дитя, не мечись
Так дико… Собою владей, и недуг
Тебе покорится. Ты только подумай:
Ведь ты ж человек – обреченный страданью.
Федра
(приподнимаясь и садясь на ложе, с которого она спускает ноги)
Мне ключ бы гремучий, студеный и чистый:
Воды бы оттуда напиться… я после
210 В развесистой куще б улечься хотела,
Среди тополей и на зелени нежной.
Кормилица
Опомнись, опомнись,
Не стыдно ль желанья такие безумно
Кидать при народе…
Федра
(сходя с ложа)
Рабыни расступаются, кормилица молча качает головой, обмениваясь знаками
недоумения с хором и служанками.
Оставьте… Туда я… Я в горы хочу,
Где ели темнее. Где хищные своры
За ланью пятнистой гоняются жадно.
(С возрастающей лихорадкой.)
О, ради богов…
220 Когда бы могла я живить ее свистом,
О, если бы дротик к ланите под сенью
Волос золотистых приблизить могла я…
Кормилица
Уж это откуда желанье, не знаю…
По зверю охота – твоя ли забота?
А если воды ключевой захотелось,
Ходить недалеко – источник у дома,
И пей себе, сколько душа твоя просит…
Федра
Туда, Артемида, царица приморья,
Где кони песчаные отмели топчут!
230 О, если б туда мне, в урочища девы,
И мне четверню бы венетскую в мыле.
Кормилица
(всплеснув руками)
Чего еще просит? Безумные речи!
То в горы, по чаще лесистой с охотой
За ланью гоняться… то ей на прибрежье
Подай колесницу… Гадателя надо,
Чтоб бога нам назвал, которому в мысли
Пришло твой рассудок с дороги обычной
Увлечь в эти дебри. Здесь вещего надо.
Федра
(мало-помалу приходит в себя, она видит хор, служанок и, закрывая лицо
руками, тихо отходит к своему месту)
Несчастная! Что я? Что сделала я?
240 Где разум? Где стыд мой? Увы мне! Проклятье!
Злой демон меня поразил… Вне себя я
Была… бесновалась… Увы мне! Увы!
(Ложится.)
Покрой меня, няня, родная, покрой…
Мне стыдно безумных речей…
О, спрячь меня! Слез не удержишь… бегут.
И щеки горят от стыда… возвращаться
К сознанью так больно, что, кажется, лучше,
Когда б умереть я могла, не проснувшись.
Кормилица
(покрывая Федру)
250 Закрыла… Чего уж? Самой-то в могиле
Скорей бы землею покрыться. Судьба ведь
За долгие годы чему не научит…
(К хору.)
Не надо, чтоб люди так сильно друг друга
Любили. Пусть узы свободнее будут,
Чтоб можно их было стянуть и ослабить,
А так вот, как я эту Федру люблю,
Любить – это тяжкое бремя. На сердце
260 Одно, да заботы, да страхи двойные.
Вот подлинно – где ты уж слишком усерден,