Такие брови это же неприлично

Лично я хожу на службу только потому, что она меня облагораживает.

Если бы не было статистики, мы бы даже не подозревали о том, как хорошо мы работаем.

Без статистики вообще не жизнь…так, каторга…

Вы обращали внимание, что у нас происходят перебои с теми или иными товарами? Это происходит от того, что те или иные товары не запланированы такими ротозеями как вы. Извольте переделать.

Статистика – это наука, она не терпит приблизительности…

Мы называем её «наша мымра». Конечно, за глаза.

— Зачем ты ел пластилин?!
— А я его с сахаром ел!

А это Шура — симпатичная, но, к сожалению, активная. Когда-то её выдвинули на общественную работу и с тех пор никак не могут задвинуть обратно.

Она в принципе не знает, что на свете бывают дети. Она уверена, что они появляются на свет взрослыми, согласно штатному расписанию, с должностью и окладом.

Угадай, что я сейчас курю? Мальборо. Новый зам с барского плеча целый блок кинул. Заводит дружбу с секретаршей. Сейчас он у Старухи сидит.

— Ну и как там у них в Женеве?
— Сложно!

— Каждая новая метла расставляет везде своих людей.
— Надеюсь, ты мой человек?
— Конечно! Правда, до этой минуты я был ничей.

На Машу Селезнёву мне ничего не жаль.

— Вы купили новые сапоги, Вера?
— Да вот ещё не решила, Людмила Прокофьевна. Вам нравится?
— Очень вызывающие. Я бы такие не взяла. А на вашем месте интересовалась бы сапогами не во время работы, а после неё.
— Значит, хорошие сапоги, надо брать.

— Она немолодая, некрасивая, одинокая женщина…
— Она не женщина, она директор.

Возьмём, к примеру, опята. Они растут на пнях. Если придёшь в лес и тебе повезёт с пнём, то можно набрать целую гору… пней… ой, опят…

— Я когда её вижу, у меня прямо ноги подкашиваются.
— А ты не стой, ты сядь!

Сигаретку, спичку, коробок?

— Грибы вас мало интересуют, я так понимаю…
— Правильно понимаете.
— Ягоды не интересуют?
— Только в виде варенья.
— А стихи… в виде поэзии… как вы к ним относитесь?

— Очень хочется произвести на вас приятное впечатление.
— Вам это удалось… уже.
— Усилить хочется.

— Я надеюсь, вы не собираетесь музицировать?
— Ага, петь хочется!
— Какое несчастье…
— Почему? Друзья утверждают, что у меня красивый… баритональный… дискАнт.
— Подождите, меня осенила догадка: вы пьяный?
— Нет, что вы! Когда я пьян, я буйный. Гы-гы-гы!.. Вот, а сейчас я тихий.
— Мне повезло.

«Тихо вокруг, только не спит барсук. Уши свои он повесил на сук и тихо танцует вокруг».

Ну, какие у тебя планы на вечер? Какая компания? А мужчины там будут? Ну ты давай, знакомь меня. Я теперь женщина одинокая…

— Как же она могла оставить детей, Леонтьева? Она же мать.
— Ха! Мать!.. Мать у них был – Новосельцев!

Ну, всё, Новосельцев, Ваше дело труба.

Здравствуйте… Прокопья… Людмиловна…

— Меня вчера муха укусила.
— Да. Я это заметила.
— Или я с цепи сорвался.
— Это уже ближе к истине.
— Значит, я с цепи.

— Почему вы всё время виляете? Что вы за человек? Я не могу вас раскусить!
— Не надо меня кусать! Зачем раскусывать?

— Вы утверждали, что я чёрствая!
— Почему? Мягкая!
— Бесчеловечная!
— Человечная!
— Бессердечная!
— Сердечная!
— Сухая!
— Мокрая!

— Мы вас любим… в глубине души… где-то очень глубоко…
— Очень глубоко! Так глубоко, что я этого даже не замечаю!
— Нет, это заметно, должно быть заметно…

— Что же, выходит, что все меня считают таким уж чудовищем?
— Не надо преувеличивать. Не все… не таким уж чудовищем…

Просто вы заплакали — и как будто вы нормальная…И это меня потрясло…

— А мне ведь только тридцать шесть.
— Как тридцать шесть?
— Да-да. Я моложе вас, Анатолий Ефремович. А на сколько я выгляжу?
— На тридцать… пять.
— Опять врёте, товарищ Новосельцев!

— Верочка, будет вам пятьдесят лет — вам тоже соберём!
— Я не доживу, я на вредной работе.

— Ну что, уволила вас старуха?
— Она не старуха!

У нашего руководства, то есть у меня, родилась, как ни странно, ням-ням, мысль: назначить вас, одного из ведущих работников отечественной статистики — чё там скрывать, ха-ха-ха! — начальником отдела лёгкой промышленности. Лё-ёгенькой промышленности.

Именно обувь делает женщину женщиной.

— Что гармошкой? Каблук?
— Голенище!!!

Значит, неудачные ноги, Людмила Прокофьевна, надо прятать.!
— Куда!?
– Под макси!

— Слово неприличное написано.
— Стереть!

— Блайзер — клубный пиджак.
— Для «Дома культуры», что ли?
— Туда тоже можно.

— Сейчас парики не носят, так?
— Ну и слава Богу, я считаю. Куда лучше так… это… живенько, правда? А то как дом на голове!
— Ну, если живенько, то лучше.

— Надо выщипывать, прореживать.
— Чем?
— Ну, хотя бы рейсфедером!
— Рейсфедером? Милая моя, это же больно!
— Ну вы женщина, потЕрпите! Бровь должна быть то-о-оненькая, как ниточка. Удивлённо приподнятая.

— Что отличает деловую женщину от… женщины?
— Что?
— Походка! Ведь вот… как вы ходите!
— Как?!
— Ведь это уму непостижимо! Вся отклячится, в узел вот здесь вот завяжется, вся скукожится, как старый рваный башмак, и вот — чешет на работу, как будто сваи вколачивает!

В женщине должна быть загадка! Головка чуть-чуть приподнята, глаза немножко опущены, здесь всё свободно, плечи откинуты назад. Походка свободная от бедра. Раскованная свободная пластика пантеры перед прыжком. Мужчины такую женщину не пропускают!

— Ну, понимаете, можно, конечно, и зайца научить курить. В принципе ничего нет невозможного.
— Вы думаете?
— Для человека. С интеллектом.

— Грудь вперёд!
— Грудь? Вы мне льстите, Вера.
— Вам все льстят!

Людмила Прокофьевна, где вы набрались этой пошлости? Вы же виляете бёдрами, как непристойная женщина!

Это не лошадка, это мамонт какой-то. Давайте приедем уже!

Вообще, пусть мужчины думают, что у вас всё в порядке.

— Зачем спрятать?
— Зачем? А от юбиляра, чтобы он не обрадовался раньше времени.
— Ну, давайте спрячем… А куда спрятать?
— Я говорю, в шкаф, за сцену.
— А, в шкаф.. А влезет?
— Впихнём!

— Положите лошадь.
— Мне не тяжело. Я сильный.

— Поставьте лошадь! Что вы! Она же тяжёлая. Что вы в неё вцепились?!
— Я с ней сроднился.

— Мы поехали в «Арагви». Мы там ели… что ещё… угощались… цыплята табака, сациви, купаты, ша… ша… шлЫки… чебуреки…
— ЧебурекИ.
— ЧебурекИ…

— Вы же непьющая.
— Как это непьющая? Очень даже… почему же? От хорошего вина не откажусь…

— Почему вы всё время врёте?
— Потому что я беру пример с вас, Людмила Прокофьевна.

Зачем вы занимаетесь мною лично? Поручите меня вашему секретарю.

— Представляете, Бубликов умер!!
— Как умер? Почему умер? Я не давала такого распоряже… Как умер?

— По 50 копеек, Новосельцев. Сдавайте деньги. На венок и на оркестр.
— Ну да, если сегодня ещё кто-нибудь умрёт или родится, я останусь без обеда.

До шкафа мы с ней не дотянули.

Вставайте же, наконец! И… идите… занимайтесь… чем там?.. делами!

Ну вон же она сидит, в жутких розочках!

«Женщины, когда им под сорок, часто делают глупости». Ну, ей, конечно, видней!

Пенсия на горизонте — и она туда же! Просто сексуальная революция!

— Ты же умница.
— Когда женщине говорят, что она умница, это означает, что она — круглая дура?

Понимаете, Бубликов умер… а потом он не умер…

Умрёт ли он ещё раз — неизвестно, а цветы пропадают. Шура дёргает их из Бубликова и… ой, то есть из венка из-под Бубликова, делает букеты и дарит женщинам.

— Вы так на меня смотрите… Вы подозреваете, что это я вам приволок этот веник?
— Почему вы так говорите? Это не веник! Это прекрасный букет!

Не носил я вам букетов! Почему я… Что я, обалдел, что ли?! Белены объелся?!

— Никому из сотрудников вы бы не позволил себе швырнуть в физиономию букетом. Неужели вы ко мне неравнодушны?
— Ещё одно слово, и я запущу в вас графином!
— Если вы сделаете графином, значит, Вы действительно меня… того-этого…

— Где у вас тут дверь…?
— Где надо, там и дверь!
— … открываются

— А может быть, действительно не вы принесли этот злосчастный букет?
— Нет, Людмила Прокофьевна, это действительно я.
— Ну знаете! Хватит! Нет у вас ни стыда, ни совести!

— Я соображаю, о ком вы говорите.
— А кроме вас ещё кто-нибудь соображает?
— Весь коллектив.
— Информация поставлена у нас хорошо!

— Шура, если память мне не изменяет, вы числитесь в бухгалтерии?
— По-моему, да.
— Вы это хорошо помните?
— Да, по-моему.

— А меня вообще сослали в бухгалтерию!
— Да на тебе пахать надо!

Идите вы… в бухгалтерию!!!
— Сумасшедший!
— Или ещё подальше!!
— А я ещё бесплатные путёвки для его детей доставала!
— У, чувырла!!! Ну ладно!

— А вы дайте ему сдачи!
— А я ему дам сдачи! Но другим способом!

— Мало того, что вы враль, трус и нахал, — вы ещё и драчун!
— Да, я крепкий орешек!

Мой вам добрый совет: как добрый товарищ, бросьте это всё, выкиньте из головы и вернитесь — в семью, в коллектив, в работу! Так надо!

— Красное. Или белое?
— Или белое. Но можно красное.

— Давайте чтоб все были здоровы!
— Прекрасный тост!

— Там конфеты.
— Да, я так и поняла.

— У меня к вам предложение.
— Рационализаторское?
— Да, где-то.

— У меня дети. У меня их двое: мальчик и… м-м… де… тоже мальчик. Два мальчика. Вот. Это обуза.
— Господи, как вы можете так говорить о детях?
— Ну подождите, Людмила Прокофьевна!
— Да что вы?
— Не перебивайте, пожалуйста! Я и сам собьюсь.

Вы не сделали ничего особенного, вы испортили мне новое платье.

— Снимайте платье! Живо, снимайте! А-а-а! Нет, нет. Не сейчас, не здесь.
— Что же вы говорите «снимайте»?

— Ходил ко мне один человек… Долго ходил… А потом женился на моей подруге
— Я не собираюсь жениться на вашей подруге.
— Вам это и не удастся. Я ликвидировала всех подруг. Я их уничтожила.

Вот смотрю я на вас, Верочка, и думаю: будь я полегкомысленнее, я бы… ух!!!

— Ну, как поживает кошка?
— Сказала, что лучше.
— Так и сказала?
— Да, так и сказала.
— Замечательная кошка! Самая лучшая кошка на свете, правда?

— А как вам моя причёска?
— Умереть — не встать!
— Я тоже так думаю.

Какая занятная репродукция «Джоконды»!

У меня такая безупречная репутация, что меня уже давно пора скомпрометировать.

Садись… эээ… тесь.

— Короче говоря, я уже подписала приказ о вашем назначении начальником отдела.
— За что? Что я вам такого сделал плохого?

— У меня есть смягчающее обстоятельство. Я люблю вас. Люблю.

— Ты знаешь, я понял, из-за чего мы с тобой разошлись: нам нужен ребёнок!
— Ты хочешь, чтоб у нас был ребёнок?
— Да! И как можно скорее!
— Но я не могу сейчас. До конца работы ещё два часа и Калугина тут… Я не могу уйти!

— Пишите, пишите!
— Не торопите меня, я не пишущая машинка!

— Кстати, я надеюсь, материально вы не очень пострадали? Билеты в цирк не пропадут?
— Ну безусловно! Я загоню их по спекулятивной цене.
— Ага. Ну, в вашей практичности я нисколько не сомневалась, товарищ Новосельцев.
— Вы проницательны, товарищ Калугина!

— Только, пожалуйста, побыстрее: у меня куча дел.
— Ничего, подождёт ваша куча. Ничего с ней не сделается.

— Плохо учились в школе? Я так и знала, что вы — бывший двоечник!
— Оставим в покое моё тёмное прошлое.

— Вы уходите, потому что директор вашего учреждения Калугина…
— Ну-ну, смелее, смелее!
— Самодур?!
— Угу. Самодура!

— Ничего не скажешь, вы настоящий современный мужчина!
— Какое вы право имеете меня так оскорблять?!

— Не бейте меня по голове, это моё больное место!
— Это ваше пустое место!

Поставьте Веру на место! И не трогайте больше руками!

— Куда едем?
— Прямо!

Из Викицитатника