Жаром спалила ему целиком и ресницы и брови

заложил он!Коз и овец подоил, как у всех это принято делать,И подложил сосунка после этого к каждой из маток.Белого взял молока половину, мгновенно заквасил,Тут же отжал и сложил в сплетенные прочно корзины,А половину другую оставил в сосудах, чтоб мог онВзять и попить молока, чтоб ему оно было на ужин.Все дела, наконец, переделав свои со стараньем,Яркий костер он разжег – и нас увидал, и спросил нас:– Странники, кто вы? Откуда плывете дорогою влажной?Едете ль вы по делам иль блуждаете в море без цели,Как поступают обычно разбойники, рыская всюду,Жизнью играя своею и беды неся чужеземцам? —Так говорил он. Разбилось у нас тогда милое сердце.Грубый голос и облик чудовища в ужас привел нас.Но, несмотря и на это, ему отвечая, сказал я:– Мы – ахейцы. Плывем из-под Трои. Различные ветрыСбили далеко с пути нас над бездной великою моря.Едем домой. Но другими путями, другою дорогойПлыть нам пришлось. Таково, очевидно, решение Зевса.Вождь наш – Атрид Агамемнон: по праву мы хвалимся этим.Славой сейчас он высокой покрылся по всей поднебесной,Город великий разрушив и много народу избивши.Мы же, прибывши сюда, к коленям твоим припадаем,Молим, – прими, угости нас радушно, иль, может, иначе:Дай нам гостинец, как это в обычае делать с гостями.Ты же бессмертных почти: умоляем ведь мы о защите.Гостеприимец же Зевс – покровитель гостей и молящих.Зевс сопутствует гостю. И гости достойны почтенья. —Так я сказал. Свирепо взглянувши, циклоп мне ответил:– Глуп же ты, странник, иль очень пришел к нам сюда издалека,Если меня убеждаешь богов почитать и бояться.Нет нам дела, циклопам, до Зевса-эгидодержавцаИ до блаженных богов: мы сами намного их лучше!Не пощажу ни тебя я из страха Кронидова гнева,Ни остальных, если собственный дух мне того не прикажет.Вот что, однако, скажи мне: к какому вы месту присталиНа корабле своем – близко ль, далеко ль отсюда, чтоб знать мне. —Так он выпытывал. Был я достаточно опытен, понялСразу его и хитро отвечал ему речью такою:– Мой уничтожил корабль Посейдон, сотрясающий землю,Бросив его возле вашей земли о прибрежные скалыМыса крутого. Сюда занесло к вам судно мое ветром.Мне же вот с этими вместе от смерти спастись удалося. —Так я сказал. Он свирепо взглянул, ничего не ответив,Быстро вскочил, протянул к товарищам мощные рукиИ, ухвативши двоих, как щенков, их ударил о землю.По полу мозг заструился, всю землю вокруг увлажняя,Он же, рассекши обоих на части, поужинал ими, —Все без остатка сожрал, как лев, горами вскормленный,Мясо, и внутренность всю, и мозгами богатые кости.Горько рыдая, мы руки вздымали к родителю Зевсу,Глядя на страшное дело, и что предпринять нам не знали.После того как циклоп огромное брюхо наполнилМясом людским, молоком неразбавленным ужин запил онИ посредине пещеры меж овцами лег, растянувшись.В духе отважном своем такое я принял решенье:Близко к нему подойти и, острый свой меч обнаживши,В грудь ударить, где печень лежит в грудобрюшной преграде,Место рукою нащупав. Но мысль удержала другая:Здесь же на месте постигла б и нас неизбежная гибель;Мы не смогли бы никак от высокого входа рукамиПрочь отодвинуть огромный циклопом положенный камень.Так мы в стенаниях частых священной зари дожидались.Рано рожденная вышла из тьмы розоперстая Эос.Встал он, огонь разложил: как обычно все делают, матокВсех подоив, подложил сосунка после этого к каждой.Все дела наконец переделав с великим стараньем,Снова товарищей двух он схватил и позавтракал ими.Завтрак окончивши, стадо свое он погнал из пещеры,Камень очень легко отодвинув от входа и тотчасВход им снова закрыв, как покрышкой колчан закрывают;С криком и свистом погнал циклоп свое жирное стадоВ горы. Оставшись в пещере, я стал размышлять, не удастся льМне как-нибудь отомстить, не даст ли мне славу Афина.Вот наилучшим какое решение мне показалось:Подле закуты лежала большая дубина циклопа —Свежий оливковый ствол: ее он срубил и оставилСохнуть, чтоб с нею ходить. Она показалась нам схожейС мачтою на корабле чернобоком двадцативесельном,Груз развозящем торговый по бездне великого моря.Вот какой толщины и длины была та дубина.К ней подойдя, от нее отрубил я сажень маховую,Спутникам отдал обрубок, его приказавши очистить.Сделали кол они гладким. Его на конце заострил яВзял и, сунув в костер, обжег на углях раскаленных,Тщательно после того запрятав в навозе, которыйКучей огромной лежал назади, в углубленьи пещеры.Тем, кто остался в живых, предложил я решить жеребьевкой,Кто бы осмелился кол заостренный, со мною поднявши,В глаз циклопу вонзить, как только им сон овладеет.Жребий выпал на тех, которых как раз и желал я;Было их четверо; сам я меж ними без жребия – пятый.К вечеру он подошел, гоня густорунное стадо.Жирное стадо в пещеру пространную тотчас загнал онВсе целиком – никого на высоком дворе не оставил,Либо предчувствуя что, либо бог его так надоумил.Поднял огромный он камень и вход заградил им в пещеру,Коз и овец подоил, как у всех это принято делать,И подложил сосунка после этого к каждой из маток.Все дела, наконец, переделав свои со стараньем,Снова товарищей двух он схватил и поужинал ими.Близко тогда подошел я к циклопу и так ему молвил,Полную черным вином поднося деревянную чашу:– Выпей вина, о циклоп, человечьего мяса поевши,Чтобы узнал ты, какой в нашем судне напиток хранился.Я в подношенье его тебе вез, чтоб меня пожалел ты,Чтобы отправил домой. Но свирепствуешь ты нестерпимо.Кто же тебя, нечестивец, вперед посетит из живущихМногих людей, если так беззаконно со мной поступил ты? —Так говорил я. Он принял и выпил. Понравился страшноСладкий напиток ему. Второй он потребовал чаши:– Ну-ка, пожалуйста, дай мне еще и теперь же скажи мнеИмя твое, чтобы мог я порадовать гостя подарком.Также циклопам в обильи дает плодородная почваВ гроздьях тяжелых вино, и дождь наполняет их соком;Это ж вино, что поднес ты, – амвросия, нектар чистейший! —Молвил, и снова вина искрометного я ему подал.Трижды ему подносил я, и трижды, дурак, выпивал он.После того как вино затуманило ум у циклопа,С мягкой и вкрадчивой речью такой я к нему обратился:– Хочешь, циклоп, ты узнать мое знаменитое имя? Я назову его. Ты же обещанный дай мне подарок.Я называюсь Никто. Мне такое название далиМать и отец; и товарищи все меня так величают. —Так говорил я. Свирепо взглянувши, циклоп мне ответил:– Самым последним из всех я съем Никого. Перед этимБудут товарищи все его съедены. Вот мой подарок! —Так он сказал, покачнулся и, навзничь свалился, и, набокМощную шею свернувши, лежал. Овладел им тотчас жеВсепокоряющий сон. Через глотку вино изрыгнул онИ человечьего мяса куски. Рвало его спьяну.Тут я обрубок дубины в горящие уголья всунул,Чтоб накалился конец. А спутников всех я словамиСтал ободрять, чтобы кто, убоясь, не отлынул от дела.Вскоре конец у дубины оливковой стал разгораться,Хоть и сырая была. И весь он зарделся ужасно.Ближе к циклопу его из огня подтащил я. Кругом жеСтали товарищи. Бог великую дерзость вдохнул в них.Взяли обрубок из дикой оливы с концом заостренным,В глаз вонзили циклопу. А я, упираяся сверху,Начал обрубок вертеть, как в бревне корабельном вращаетПлотник сверло, а другие ремнем его двигают снизу,Взявшись с обеих сторон; и вертится оно непрерывно.Так мы в глазу великана обрубок с концом раскаленнымБыстро вертели. Ворочался глаз, обливаемый кровью:Жаром спалило ему целиком и ресницы и брови;Лопнуло яблоко, влага его под огнем зашипела.Так же, как если кузнец топор иль большую секируСунет в холодную воду, они же шипят, закаляясь,И от холодной воды становится крепче железо, —Так зашипел его глаз вкруг оливковой этой дубины.Страшно и громко завыл он, завыла ответно пещера.В ужасе бросились в стороны мы от циклопа. Из глазаБыстро он вырвал обрубок, облитый обильною кровью,В бешенстве прочь от себя отшвырнул его мощной рукоюИ завопил, призывая циклопов, которые жилиС ним по соседству средь горных лесистых вершин по пещерам.Громкие вопли услышав, сбежались они отовсюду,Вход обступили в пещеру и спрашивать начали, что с ним:– Что за беда приключилась с тобой, Полифем, что кричишь тыЧрез амвросийную ночь и сладкого сна нас лишаешь?Иль кто из смертных людей насильно угнал твое стадо?Иль самого тебя кто- нибудь губит обманом иль силой? —Им из пещеры в ответ закричал Полифем многомощный:– Други, Никто! Не насилье меня убивает, а хитрость! —Те, отвечая, к нему