Юри мэттью рюнтю руди нуриев без макияжа

&nbspМемуары знаменитых танцовщиков

Нижинский и Нуреев полагали, что исповедь может помочь человечеству

       Одна за другой в Москве вышли книги, посвященные двум самым знаменитым русским танцовщикам этого века — Вацлаву Нижинскому и Рудольфу Нурееву. В первом случае перед нами подлинный “Дневник Нижинского”, во втором можно подозревать мистификацию — роман “Руди Нуриев без макияжа” написан якобы на основании сорока девяти подлинных писем Нуреева австралийскому писателю, лауреату Нобелевской премии Патрику Уайту, попавших в руки автора книги при не очень ясных обстоятельствах.
       
       Знаменитый “Дневник” Вацлава Нижинского, танцовщика дягилевского балета и хореографа двух постановок на музыку Игоря Стравинского, был впервые опубликован по-английски в Лондоне в 1936 году, за четырнадцать лет до смерти автора в сумасшедшем доме. Он вызвал не только большой интерес, но и большой скандал. В пост-викторианской Англии, едва привыкнувшей к скабрезностям Лоуренса и хорошо помнящей скандал вокруг Оскара Уальда, откровения гомосексуального характера, да еще из уст мировой знаменитости, и не могли вызвать иной реакции. Впрочем, книга вышла с купюрами, на первый план были выдвинуты пронзительные по своей трагичности и эмоциональному накалу переживания человека, который писал эти строки в состоянии, уже близком к помешательству. Опубликовала книгу жена Нижинского Ромола. На континенте “Дневник” вышел лишь в 56-м в издательстве Gallimard в переводе с английского на французский. Издательство “Арт” использовало именно этот текст, то есть перед нами обратный перевод с перевода. И это при том, что русско-польский оргинал, прежде недоступный, не так давно вышел во Франции.
       Несмотря на это обстоятельство, книга представляет безусловный интерес — и отнюдь не только для балетоманов и историков искусства. Во-первых, сам текст Нижинского дополнен издательством фрагментами воспоминаний, рисующих его портрет на фоне знаменитых “русских сезонов” Дягилева (впрочем, мемуары, откуда извлечены фрагменты, в большинстве уже напечатаны в России). Но главный интерес, конечно, в самом “Дневнике”. Книга, разбитая на три главы, представляет собой сумбурные записки, в которых перемешаны философски-религиозные размышления, переживания человека, осознающего нарастающий недуг, и воспоминания. В воображении Нижинского к тому времени мир был устроен вполне манихейски, причем силы света оказывались заключены в Христе, с которым артист себя беспрерывно сравнивает, силы же мрака олицетворял Сергей Дягилев. К своему писательству Нижинский, если верить его словам, относился как к коммерческому предприятию: “Моя жена сильно нуждается в деньгах”. Но тут же он и поправляет себя: “Я пишу для того, чтобы помочь человечеству”. Исповедь приоткрывает тайные механизмы артистической психики и артистического эгоцентризма полнее и прямее, чем опосредованные свидетельства, заключенные в ролях или картинах.
       “Исповедь” Нуреева, написанная австралийцем русско-японского происхождения якобы на основании подлинных писем танцора, при всей непохожести на “Дневник” Нижинского имеет с ним и сходство: оба гении балета, оба гомосексуалисты и оба писали на грани смертельной болезни. По степени откровенности описаний гомосексуальных отношений и страстей книга среди переведенных на русский может быть сравнима лишь с текстами Жана Жене, и эта “скандальная” ее сторона, безусловно, привлечет некоторых читателей. Не говоря уж о том, что в многочисленных новеллах, которые и составляют роман, наряду с уличными мальчишками-проститутками, промышляющими в скверах и общественных туалетах, то и дело мелькают силуэты знаменитостей вроде Меркьюри. Между тем это отнюдь не бульварное чтиво. Сам автор считает, как и Нижинский, что его книга способна “помочь человечеству”. Во всяком случае, научить людей гуманности и состраданию. Увы, ни одна книга, кроме трудов по естествознанию, человечество до сих пор ничему не научила. Но так или иначе, со страниц романа встает, пусть зыбкий и мерцающий, образ знаменитого танцовщика, гениального эгоцентрика и одиночки, космополита, жившего в гомосексуальном сообществе, покрывающем, как оказывается, весь земной шар.
       “Я хочу всех любить — вот цель моей жизни… Я часть Бога, моя партия — это партия Бога. Я люблю всех”. Эти слова из “Дневника” Вацлава Нижинского вполне мог произнести и Нуреев со страниц этого романа. И констатировать, как и Нижинский, что любить “всех” — непосильная ноша для смертного человека, пусть даже и гения. И что это стремление, как правило, оборачивается несчастьем для тех неосторожных, которые берутся конкретизировать абстракцию, воплощая собой этих “всех”. Нуреев замечает в романе: “Я умею разбивать чужие жизни лучше, чем танцевать”.
       Роман о Нурееве, написанный на Западе, но опубликованный в Москве, — далеко не первая исповедь больного СПИДом. И не первая книга о Нурееве. Но в том-то и дело, что в ней есть еще один план. Это роман об общности людей, любящих и страдающих на нашей ставшей столь тесной планете: недаром Нуреев в романе признается, что его любимый герой — Маленький Принц Экзюпери (“он был так же, как я, космически одинок”). Его судьба, как и судьба его гениального предшественника, свидетельствует скорее о том, что для искусства действительно нет границ, как ни банально это звучит и как ни противоречит реальной судьбе обоих.
       
НИКОЛАЙ Ъ-КЛИМОНТОВИЧ
       
       Дневник Вацлава Нижинского. Москва. Издательство “Арт” (“Актер. Режиссер. Театр”. Серия Ballets Russes), 1995. Юри Мэттью Рюнтю. Руди Нуриев без макияжа. Москва. “Новости”, 1995.
       

nadia_obo все записи автора

Нуриеву повезло: за свою творческую жизнь ему удалось исполнить практически все ведущие мужские партии классического балета. Девизом же его жизни можно считать следующие слова: “Я танцую для собственного удовольствия. Если вы пытаетесь доставить удовольствие каждому, это не оригинально”.

Рудольф Нуриев родился в Сибири, в Иркутске, вдалеке от столицы. Танцевать он начал достаточно рано: сначала был участником детского фольклорного ансамбля, а в 1955 году поступил в Ленинградское хореографическое училище. После его окончания в 1958 году Нуриев становится солистом одной из основных балетных трупп страны – балета театра имени С. Кирова (сегодня ему возвращено прежнее название – Мариинский театр).

Р. Нуриев покинул СССР в июне 1961 года, когда вместе с труппой Кировского театра был на гастролях в Париже. Обстоятельства его сенсационного побега выглядели следующим образом. Нуриев был гомосексуалистом и, оказавшись на Западе, не смог удержать в секрете от агентов КГБ своих контактов с местными “голубыми”. Тогдашний председатель КГБ А. Шелепин, в частности, докладывал в ЦК КПСС: “З июня сего года из Парижа поступили данные о том, что Нуриев Рудольф Хамитович нарушает правила поведения советских граждан за границей, один уходит в город и возвращается в отель поздно ночью. Кроме того, он установил близкие отношения с французскими артистами, среди которых имелись гомосексуалисты. Несмотря на проведенные с ним беседы профилактического характера, Нуриев не изменил своего поведения…”

Именно эти “профилактические беседы” в конце концов и привели к тому, что Нуриев решил не возвращаться на родину и остаться на Западе. Это случилось 16 июня. В кармане у Нуриева было тогда всего 36 франков.

Вскоре Нуриев начал работать в Королевском балете в Лондоне, и Запад захлестнула волна “рудомании”: десятки тысяч поклонников Нуриева осаждают его во всех уголках Земли. Чтобы сдержать их натиск, приходилось прибегать к помощи значительных сил конной полиции.

Более пятнадцати лет Нуриев был звездой Лондонского королевского балета и являлся постоянным партнером великой английской балерины Марго Фонтейн. Когда они встретились, Фонтейн было 43 года, а Нуриеву – 24, но их дуэт был, пожалуй, одним из самых блистательных за все последние десятилетия. Совместное творчество Фонтейн и Нуриева началось в 1962 году с балета “Жизель”. А в 1963 году известный балетмейстер Ф. Аштон специально поставил для этих выдающихся танцовщиков балет “Маргарет и Арман”. Сам же Нуриев возродил для Фонтейн и самого себя постановку классического балета М. Петипа “Баядерка” на музыку Л. Минкуса. Именно благодаря этому партнерству Нуриева и стали считать величайшим танцовщиком XX века. Некоторое время их связывали и личные отношения, Фонтейн даже родила дочь от Нуриева, но она вскоре умерла.

Нуриев также работал в труппах Соединенных Штатов Америки, Европы и Австралии. Он великолепно танцевал героя в “Сильфиде”, принца в “Спящей красавице” и множество других сложных по исполнению партий. По отзывам людей, которые следили за творчеством Нуриева, он обладал какой-то особенной жадностью, стремясь танцевать не только в классических, но и в современных постановках. Нуриев работал с такими известными на весь мир хореографами, как Р. Пети, Ж. Бежар.

Благодаря его деятельности роль партнера-мужчины стала значимой и сравнялась с ролью балерины. Его танец был не только выразительным, но и удивительно мощным. В нем ярко проявлялась индивидуальность танцовщика. Для большей выразительности Нуриев выходил на сцену в одном трико и танцевальном бандаже. Он хотел показать не просто танец, а всю красоту человеческого тела во время движения, поэтому его танец и был проникнут особой силой. Нуриев не только передавал драматургию, но и воспевал свободу человеческого тела, которое как бы растворялось в танце. Подобную же концепцию в XX веке воплощали, пожалуй, только Вацлав Нижинский и Айседора Дункан. Кстати, и этих артистов критики порицали за то, что они появлялись на сцене излишне обнаженными.

Разносторонность дарования Нуриева проявилась не только в балете. Он много снимался в кино и на телевидении. В 1972 году вышел танцевальный фильм с его участием “Я – танцовщик”, а в 1977 году Нуриев снялся в роли известного голливудского актера Валентино в одноименном фильме у режиссера К. Рассела. Несмотря на то, что биография их была во многом разной, в отдельных деталях она совпадала: оба они были фанатиками танца. Вот почему многие считала, что в этой картине Нуриев сыграл самого себя. Как бы в подтверждение духовного родства двух выдающихся артистов многие телеканалы мира, сообщая о смерти Нуриева, транслировали в новостях кадры из фильма, где танцовщик изображает умершего Валентино.

Нуриев также оказался не менее талантливым режиссером, поставив несколько классических балетов для разных компаний. В 1964 году он поставил сразу два балета – “Раймонду” и “Лебединое озеро”, в 1966 году появились “Дон Кихот” и “Спящая красавица”, на следующий год – балет “Щелкунчик”, а еще через десять лет – балеты “Ромео и Джульетта” и “Буря”.

В 1982 году артист получил австрийское гражданство, а последние свои годы Нуриев прожил во Франции, поскольку с 1983 по 1989 год он являлся директором балетной труппы парижской Гранд-опера. Однако все его творческие и жизненные планы перечеркнула страшная болезнь – СПИД. Танцовщик покинул сцену, но не замкнулся в своем одиночестве: он давал показательные уроки, общался с людьми, много ездил. В 1990 году он приезжал и на родину, посетил театр, где начинал свою профессиональную карьеру, – Мариинский театр в Санкт-Петербурге. Однако большую часть времени он проводил на собственном острове в Средиземном море, где у него была роскошная вилла.

Болезнь была обнаружена у великого танцора в конце 1984 года. Нуриев сам пришел на прием к молодому парижскому врачу Мишелю Канези, с которым он познакомился за год до этого на Лондонском фестивале балета. Нуриева обследовали в одной из престижных клиник и поставили убийственный диагноз – СПИД (он уже развивался в организме больного в течение последних 4 лет). По одной из версий, танцор подхватил эту болезнь не естественным (половым) путем, а по чистой случайности. Якобы однажды он неосмотрительно перебегал дорогу и был сбит автомобилем. В больнице ему сделали переливание крови, во время которого и была занесена зараза.

Между тем весть о том, что он болен “чумой XX века”, Нуриев воспринял спокойно, видимо, рассчитывая вылечиться с помощью своих денег. С этого момента он стал выделять на свое лечение до двух миллионов долларов в год.

Канези и его знакомый вирусолог решили лечить танцора новым лекарством, которое следовало ежедневно вводить внутривенно. Однако такого “ритма” Нуриев не выдержал: через четыре месяца он отказался от инъекций. После этого какое-то время СПИД не давал о себе знать. Но в 1988 году Нуриев вновь обратился к врачам и попросил их провести курс лечения экспериментальным препаратом – азидотимидином. Однако и это лекарство не помогло.

Летом 1991 года болезнь начала прогрессировать. Весной следующего года началась ее последняя стадия. В те дни Нуриев был обеспокоен только одним: ему хотелось во что бы то ни стало осуществить постановку “Ромео и Джульетты”. И судьба дала ему такой шанс. На какое-то время Нуриеву стало легче, и он поставил спектакль. Затем уехал из Франции на отдых.

3 сентября Нуриев вернулся в Париж, чтобы провести в этом городе свои последние сто дней. Ему вновь требовалось лечение в стационаре. “Теперь мне конец?” – постоянно спрашивал он своего врача. Но тот не решался говорить ему правду. 20 ноября Нуриев лег в больницу и уже ничего не мог есть. Питание ему вводили через вену. По словам Канези, который находился рядом с Нуриевым в последние мгновения его жизни, великий танцор умер тихо, без страданий.

Нуриев являлся владельцем превосходной коллекции произведений искусства. Он уделял много внимания и своим сценическим нарядам. Сохранилось следующее высказывание М. Барышникова: “Рудольф подвел меня к гардеробной, в которой находилась коллекция его театральных костюмов. Он вынимал мне костюм за костюмом и показывал, как они сконструированы. Действительно, каждый из них был сшит по-особому, так, чтобы колет тесно облегал торс, не елозил, со специально встроенными подмышками, чтобы во время танца актеру легко было поднимать руки”.

Поскольку прямых наследников у Нуриева не оказалось, большая часть принадлежавших ему вещей после его смерти была распродана. Например, костюм графа Альберта, сшитый для выступления в “Жизели”, был куплен на аукционе “Кристи” в Нью-Йорке за 51570 долларов.

Великий танцовщик похоронен на русском кладбище Сен-Женевьев де Буа под Парижем, где нашли свой последний приют многие наши знаменитые соотечественники, в разное время покинувшие Россию. Недалеко от могилы Нуриева находится и могила известного русского кинорежиссера Андрея Тарковского.

Священник расположенной на кладбище православной церкви рассказывает, что родственники и друзья Рудольфа Нуриева устраивали панихиду и по мусульманскому, и по православному обряду, поскольку незадолго до смерти он будто бы принял православие. Но даже если это и не так, Рудольф Нуриев принадлежит всему миру…